День цезарей  - Саймон Скэрроу

Германцы издали дружный рев и затрясли своими щитами. Те, кто с топорами, застучали обухами по кованым ободам; шум и звон эхом отлетели от стен по обе стороны дворцовых ворот. Проверяя посадку шлема на голове, Катон для верности потянул за ремешок крепления, после чего крикнул часовым на воротах:

– Открывай!

Караульщики подняли на упор тяжелую балку засова и отворили внутрь створки ворот, за которыми проглянул изгиб Священной дороги[47], идущей вниз к храму Венеры и Ромы[48] на восточном краю Форума. Макрон пристроился рядом с Катоном, который поднятой рукой махнул вперед, и небольшая колонна легкой трусцой двинулась из ворот вниз по склону, к центру города. Слыша позади себя стук калиг и бряцанье экипировки, народ спешил посторониться. Чувствовались любопытные взгляды, но никто при виде императорского штандарта не спешил кричать слов поддержки, как, впрочем, и хулы с безопасного расстояния. Народ Рима словно ощущал шаткость короткого пребывания Нерона у власти и выжидал, сумеет ли он удержаться или пойдет по пути одного из своих предшественников, императора Калигулы (тоже, кстати, молодого по возрасту).

По окончании спуска отряд простучал калигами по булыжнику между колоннадами храма Венеры и Ромы и храма Мира. У Катона скептическую улыбку вызвала мысль, как редко он видел мир с той поры, как поступил на ратную службу. Не знал его и Рим, которому как раз сейчас вновь грозило гражданское противостояние. Дух мира был воистину хрупчайшим из созданий, редко когда принимавшим реальное обличье.

К тому времени как колонна свернула в улицу, ведущую через Виминальский холм в сторону преторианского лагеря, утренняя прохлада от бега в полном вооружении перестала ощущаться. Дыхание сделалось натруженным, а мышцы бедер от напряжения начинали гореть; тем не менее префект заставлял себя держать темп, параллельно сосредотачиваясь на мысли, как и что надо будет делать по прибытии в лагерь. Обращаться к преторианцам придется ему, и ему же призывать их хранить верность своему императору. Задание, мягко говоря, рискованное. Во-первых, он не политик, обученный дорогостоящими учителями и наставниками искусству риторики и ее хитрым приемам, нацеленным на пленение сердец и умов. Изъясняться придется, скорее всего, прямым и резким языком солдата, а надеяться разве что на уважение к его боевым заслугам и званию, дающему право быть выслушанным. В противном случае отсрочка смертного приговора за убийство Граника грозила оборваться прямо там, в преторианском лагере.

От дворца до лагеря было немногим больше мили, так что уже вскоре взгляду открылись башни южной стены, тянущейся дальше вдоль дороги. Глаза заливал жаркий пот, сердце молотом било в ребра, но Катон не сдавался и направлял свой маленький отряд. Шагах в двадцати впереди дорога пересекалась с общественным фонтаном, возле которого обычно за разговорами и сплетнями сидела горстка горожан. Сейчас там, на расстоянии, из боковой улочки выплыл паланкин и взял курс на лагерь. За ним следовал небольшой эскорт – судя по вздутиям на плащах, явно прячущий внизу оружие. Следом катилась крытая повозка. Вообще-то колесный транспорт в дневное время был нарушением закона, но на то он и закон, чтобы его нарушать, особенно если нарушитель чувствует за собою силу. А потому такие нарушения в городе были не редкость. За повозкой тоже следовали вооруженные люди. Катон, замедлив темп, внимательно к той процессии присмотрелся, постепенно догадываясь, что к чему.

– Что такое? – поняв, что что-то происходит, пропыхтел рядом Макрон.

– Это они. Заговорщики, идут впереди.

Центурион с прищуром вгляделся.

– Ты уверен?

– Безусловно.

– Что будем делать?

Сомнений у Катона не было.

– Останавливаем их, немедля. Там, в повозке, казна. Пропускать ее к преторианцам нельзя.

Катон выхватил меч; то же самое сделал и Макрон. Убыстрив ход, отряд начал быстро настигать хвост процессии, проходящий в этот момент пересечение с фонтаном. Улицу полонила обычная какофония лоточников, рыночных зазывал, женщин, кричащих на детей, и мужчин, кричащих на женщин, чтобы те прекратили свой крик. Все это перекрывалось стуком железных дел мастеров и ремесленников всех мастей. Это же скрывало и приближение колонны Катона к заговорщикам. Уже на приближении к эскорту один из них потянулся к фонтану черпнуть воды и плеснуть ее себе в лицо. Мотая головой, он с наслаждением расплескивал брызги, и тут замер, увидев колыхание императорского штандарта и угрожающие позы солдат. Он дернулся выкрикнуть своим сообщникам предупреждение и вытянул из-под плаща меч. Те, кто сопровождал впереди повозку и паланкин, обернулись и сразу же предприняли на улице построение. Быстрота и сноровка выдавала в них опытных солдат – по всей видимости, армейских ветеранов. Паланкин впереди замер и, чуть качнувшись, опустился наземь. Из него кто-то выбрался и для полноты обзора сместился на обочину.

– Нарцисс, – определил Макрон. – Катон, ты видишь?

– Вижу. – Префект обернулся и выкрикнул приказ: – Сомкнуться вокруг меня!

Давая германцам нагнать себя и Макрона, он умерил бег, и телохранители быстро образовали поперек улицы прямоугольник, который быстро сокращал расстояние с эскортом Нарцисса, выхватившим мечи. Кое у кого в свободных руках были еще и палицы. Напружинясь, эскорт изготовился держать оборону. По бокам от Катона находились Макрон и двое оскаленных германцев с выставленными щитами и поднятыми мечами.

– Именем императора! – выкрикнул Катон. – Бросьте оружие и расступитесь!

– А ты нас заставь! – язвительно гыкнул кто-то из ветеранов.

Люд на площади уже осознал опасность и разбегался кто куда, похватав детей и побросав корзины. Торговцы со всех ног спешили спасти хоть что-нибудь из своего товара и уносили ноги от прущих по улице германцев. За десяток шагов от неприятеля опцион проревел боевой клич, подхваченный остальными телохранителями. Широко раскрыв вопящие рты, свирепые бородачи ринулись на эскорт.

Сила натиска была за германцами, которые буквально смяли неприятеля своими щитами, тесня его назад. У Катона с Макроном щитов не было, и им оставалось лишь отражать удары выставленных клинков, на которые их безудержно нес плотно сомкнутый строй. В какой-то момент префект запнулся и, если б не теснота строя, рухнул бы плашмя. Но он вовремя выправился и, все так же зажатый со всех сторон, продолжал нестись. В считаных дюймах от его лица высвободил левую руку кто-то из эскорта; в ней была зажата палица.

Попытка отпрянуть ни к чему не привела, к тому же она оставляла наймиту лишнее место для замаха. Катон напрягся всем телом, а в тот миг, когда палица уже грозила обрушиться, рванулся вперед и гребнем шлема заехал наймиту по лбу. Почти одновременно он ощутил, как рукоять палицы без урона стукнула по наплечнику.